Чуть более месяца назад взялся читать Владимира Сорокина. Современный литературный пост-модернизм – большой культурный пласт, который, как мне кажется, я по большей части упустил и твердо для себя решил наверстать. Впереди Бротиган и Кен Кизи, но не раньше чем я попробую осилить еще парочку книг Сорокина.
Началось знакомство с Сорокином с романа «Роман», подразумевая не только жанр, но и (как ни странно) имя главного героя. Выбор был не случайный, порекомендовали друзья как хороший энтри поинт в его произведения, к тому же оно одно из ранних, писалось в 85-89х годах. Представляет из себя очень качественную стилизацию под русскую прозу 18-19 века с концовкой весьма шокировавшей, не очень впечатлительного меня.
Начиналось все с достаточно экзальтированного и изящного описания жизни дворянства и простого люда в отдельно взятой деревеньки, стилистически напоминающее произведения Тургенева и Толстого. Описывается все: широта и непосредственность «русской души», досуг мелких помещиков того времени, природные красоты, высокие любовные чувства. Все это идеаллизировано и романтизировано до какого-то приторного ощущения, и ощущения сильной типажности и архитипичности персонажей. Из-за чего их тяжело воспринимать живыми, хотя и невозможно не симпатизировать.
Не смотря на некоторые достаточно крипотные моменты, на которые я обратил внимание, как, например, отсутствие детей у практически у всех центральных персонажей, где центральным «ребенком» является Роман – к середине книги размеренное описание начало брать свое и постепенно «убаюкивать» сознание (ведь ожидал же подвоха от Владимира Георгиевича с самого начала!). А описание любовной линии романа удачно наложилось на мои ощущения в жизни и любовно-романтичный фон. Чем я с удовольствием поделился с моей любимой Ви, рассказывая первые впечатления о книге.
И вот вчерашним утром, по дороге на работу, в метро и под весьма атмосферную зловещую музычку я дочитываю до заключительной части произведения, переходящей в катарсис, макабр и квазипиздец. Хорошо сдобренный гурятиной, безумием и поглощением человеческим испражнений. Даже понимая, что глупо воспринимать это произведение эмоционально, как нечто повествовательное – встряхнуло оно меня не слабо. Еще большей ошибкой было поделиться этим с моей впечатлительной Ви, обеспечило ей поникшее настроение на несколько дней – кот, прости меня, если сможешь
Началось знакомство с Сорокином с романа «Роман», подразумевая не только жанр, но и (как ни странно) имя главного героя. Выбор был не случайный, порекомендовали друзья как хороший энтри поинт в его произведения, к тому же оно одно из ранних, писалось в 85-89х годах. Представляет из себя очень качественную стилизацию под русскую прозу 18-19 века с концовкой весьма шокировавшей, не очень впечатлительного меня.
Начиналось все с достаточно экзальтированного и изящного описания жизни дворянства и простого люда в отдельно взятой деревеньки, стилистически напоминающее произведения Тургенева и Толстого. Описывается все: широта и непосредственность «русской души», досуг мелких помещиков того времени, природные красоты, высокие любовные чувства. Все это идеаллизировано и романтизировано до какого-то приторного ощущения, и ощущения сильной типажности и архитипичности персонажей. Из-за чего их тяжело воспринимать живыми, хотя и невозможно не симпатизировать.
Не смотря на некоторые достаточно крипотные моменты, на которые я обратил внимание, как, например, отсутствие детей у практически у всех центральных персонажей, где центральным «ребенком» является Роман – к середине книги размеренное описание начало брать свое и постепенно «убаюкивать» сознание (ведь ожидал же подвоха от Владимира Георгиевича с самого начала!). А описание любовной линии романа удачно наложилось на мои ощущения в жизни и любовно-романтичный фон. Чем я с удовольствием поделился с моей любимой Ви, рассказывая первые впечатления о книге.
И вот вчерашним утром, по дороге на работу, в метро и под весьма атмосферную зловещую музычку я дочитываю до заключительной части произведения, переходящей в катарсис, макабр и квазипиздец. Хорошо сдобренный гурятиной, безумием и поглощением человеческим испражнений. Даже понимая, что глупо воспринимать это произведение эмоционально, как нечто повествовательное – встряхнуло оно меня не слабо. Еще большей ошибкой было поделиться этим с моей впечатлительной Ви, обеспечило ей поникшее настроение на несколько дней – кот, прости меня, если сможешь
